Покаянная молитва старца николая гурьянова

Советуем ознакомиться покаянная молитва старца николая гурьянова с несколькими вариантами на русском языке, с полным описанием и картинками.

Покаянная молитва старца Николая Гурьянова

Содержание

1 Покаянная молитва старца Николая Гурьянова
2 Покаянная молитва отца Николая Гурьянова
3 Остров Божественной любви. Протоиерей Николай Гурьянов

Покаянная молитва старца Николая Гурьянова

Помоги мне, Боже,

Крест свой донести.

Свой тернистый путь,

Ты нес Крест безмолвно,

Много Ты терпел,

За врагов молился,

За врагов скорбел.

Телом также слаб,

И страстей греховных

Я преступный раб.

Я — великий грешник

Я ропщу, я плачусь.

Дай мне крепость сил,

Чтоб свои я страсти

В сердце погасил.

Радость и покой.

Мудрые мысли старца Николая Гурьянова

† Надо жалеть неверующих людей и молиться, чтобы Господь избавил их от вражеского помрачения.

† Радуйтесь и благодарите Бога, что вы родились в России, что вы — православные.

† Цель нашей жизни — вечная жизнь, вечная радость, Царство Небесное, чистая совесть, покой — и всё это в нашем сердце.

1. Старец Николай Гурьянов – один из великих Псковских старцев.

Покаянная молитва отца Николая Гурьянова

Старец Николай, подобно древним старцам, складывал молитвы в стихах. И читал повсюду – во время послушаний или отдыха.

Господи, помилуй, Господи, прости.

Помоги мне, Боже, Крест свой донести.

Ты прошел с любовью свой тернистый путь,

Ты нес Крест безмолвно, надрывая грудь.

И за нас распятый много Ты терпел,

за врагов молился, за врагов скорбел.

Я же слаб душою, телом также слаб,

И страстей греховных я преступный раб.

Я – великий грешник. На земном пути

Я ропщу, я плачусь. Господи, прости!

Помоги мне, Боже! Дай мне крепость сил,

Чтоб свои я страсти в сердце погасил.

Помоги мне, Боже! Щедрою рукой

Ниспошли терпенье, радость и покой.

Грешник я великий на земном пути.

Господи, помилуй, Господи, прости!

В известном кинофильме «Остров» режиссера Павла Лунгина рассказывается о старце-юродивом, подвизавшемся в северном монастыре. Многие знают, что прообразом главного героя этой киноленты стал отец Николай, старец с острова Залита.

Отец Николай родился 24 мая 1909 года в деревне Чудские Заходы под Санкт-Петербургом. Его семейство было религиозным. Алексей Иванович, глава семьи, служил в храме Архангела Михаила регентом. Николай и его старшие братья унаследовали музыкальное дарование, брат Михаил даже был профессором консерватории. Старшие братья погибли в Великую Отечественную войну.

Из воспоминаний отца Николая:

Отец у меня умер в четырнадцатом году. Осталось нас четверо мальчиков. Братья мои защищали Отечество и от фашистской пули, как видно, не вернулись… Благодарите Отца Небесного, мы живем теперь, у нас все есть: и хлеб и сахар, и труд и отдых. Я стараюсь вносить в Фонд мира ту копеечку, которая помогает избавиться от этих военных действий… Война ведь пожирает молодые жизни. Не успел человек открыть дверь в жизнь – уже уходить…

Мальчиком Николай Гурьянов пришел в храм, где служил отец (и где самого Николая крестили) и стал в храме алтарником. Этот церковный приход однажды посетил будущий священномученик митрополит Вениамин. Владыка Вениамин провел службу, а юный алтарник держал его посох. После службы владыка сказал мальчику: «Ты счастливый, что с Господом…» Эти слова Николаю запали глубоко в сердце. Когда закончилась отроческая ломка голоса, Николай стал псаломщиком. Потом задумал получить образование и выбрал стезю учителя. Он окончил учительский техникум, поступил на учебу в Ленинградский пединститут заочно, поскольку требовались деньги на жизнь. Учительствовать начал под Псковом – читал математику, физику, биологию.

Из автобиографии протоиерея Н. Гурьянова:

В Ремде, Середкинского района, с 1929 года я исполняю должность псаломщика при Свято-Никольском храме, затем работаю на производстве и заканчиваю среднюю школу. Под Ленинградом в Тосненском районе учительствую, на этой работе застает война 1941 года и оккупация. 15 февраля 1942 года принимаю Святое рукоположение в сан иерея и в городе Вильнюсе поступаю в Духовную семинарию. В июле месяце 1943 года из Вильно перехожу на приход Гегобрасты Поневежеского благочиния; а в 1951 году кончаю Духовную семинарию на заочном секторе при Ленинградской духовной академии и там же продолжаю повышать богословские знания на втором курсе Духовной академии.

В автобиографии 30-е годы опущены, будто их и не было. А в это время Николай Гурьянов был арестован и сослан в лагерь под Сыктывкаром. Он не афишировал свою духовную и церковную жизнь, но когда начался период разрушения храмов, выступил открыто: храм – это чья-то святыня, если вы не уважаете чужую святыню, сохраните ее для себя и для наших потомков хотя бы как памятник истории и культуры. Последовало исключение из института, увольнение с работы, заключение в ленинградскую тюрьму «Кресты». В октябре 1931 года Николай Гурьянов предпринял неудачную попытку побега из Сыктывкара. После поимки был направлен на строительство железной дороги в Воркуту.

В Воркуте получил серьезные увечья: придавило вагонеткой, потом тяжело травмировал ногу. Но духом Николай Гурьянов не пал – встретил множество церковных подвижников, давших пример жизненной стойкости. Самым страшным испытанием была пытка ледяной водой – стояние зимой в ледяной воде. Вместе со ссыльным Николаем Гурьяновым пытке подвергались и другие страдальцы – выжил только он: «Меня согревала молитва Иисусова, я не чувствовал холода».

Из воспоминаний отца Николая:

Люди исчезали… ночью уводили по доносам… Я долго плакал о самых дорогих, потом слез не стало… Мог только внутренне кричать от боли… Страх всех опутал, как липкая паутина. Кабы не Господь, человеку невозможно вынести такое… Сколько духовенства – умучено, архиереев истинных, которые знали, что такое крест, и шли на крест… Всюду трупы заключенных лежали непогребенные до весны. Кто-то еще жив: «Хлеба, дайте хлеба…» – тянут руки. А хлеба-то нет! Так было со Святой Русской православной церковью – ее распинали.

Домой Николай Гурьянов вернулся в марте 34-го года. На фронт из-за увечий не взяли. Из оккупированной немцами территории был перемещен в соседнюю Прибалтику. В Риге рукоположен во диаконы, а всего через несколько дней в Вильнюсе, как явствует из биографии, рукоположен в сан иерея. Рукоположение совершил митрополит Виленский и Литовский Сергий (Воскресенский). С 1943-го по 1954-й год отец Николай был настоятелем храма Святого Николая в г. Гегобрасты.

Остров Божественной любви. Протоиерей Николай Гурьянов

До сих пор с трепетом вспоминаю тот момент, когда родился кадр – старец Николай благословляет мальчика… Батюшка стоял у забора и… будто Ангел пролетел: я оказалась в нужной точке, и в тот самый момент к старцу направился мальчик. Затаив дыхание, выждала решающее мгновение, важно было не сорваться и не нажать на спуск раньше.

Первый раз я поехала к нему в девяносто четвертом году. Пока добиралась на остров, душа ныла и ждала чего-то судьбоносного. Я не стремилась задать какие-то житейские вопросы, а жаждала узнать нечто, чего на словах-то и не сформулировать даже. Надеялась, что Господь откроет мне некую тайну.

Батюшка пригласил в дом, но за беседой я все же не смогла ничего спросить, лишь благословилась на съемку. Старец предложил покушать – я отказалась, не знала, что во всем нужно его слушать. Он мне: «Поешь, поешь», – а я: «Спасибо, батюшка, мы только что позавтракали». – «А молитву перед едой читаешь?» – спрашивает отец Николай. «Не всегда, батюшка». – «Надо читать, а то хлеб не хлеб – комом в горле встанет».

Сижу, как под рентгеном. Стала объяснять, что приехала с такой-то целью, а он: «Сфотографировать меня хочешь? А как хочешь сфотографировать?» – «На улице, батюшка». – «Во что ж мне нарядиться?» – «Можно прямо так, батюшка».

Он отправился в другую комнату и вскоре появился с черным подрясником в руках. «Может, в этом?»

«Хорошо», – кивнула я, но глаза старца стали вдруг веселыми. Он хитренько спросил: «А может, в розовом?»

Я растерялась и говорю: «А фотография будет не цветная». Озорная улыбка озарила лицо, и отец Николай опять исчез в комнате. Вскоре вышел в черном подряснике.

Помню, как на улице я забежала вперед, чтобы запечатлеть на пленку, как люди устремились за старцем. Все так быстро происходило, что не успевала навести на резкость, и как только об этом подумала, старец остановился и пошел медленней. Удалось сделать его портрет у озера и поленницы с дровами, эти кадры были опубликованы в газете «Православный Санкт-Петербург».

Когда вслед за отцом Николаем люди вошли в храм, он нас оставил на какое-то время и долго находился в алтаре. Все напряженно и молча ждали. Вновь возникло прежнее чувство, с которым я ехала к старцу, душа опять стала ныть… Старец вышел на амвон, окинул всех глубоким взором, затем подошел и каждому что-то свое сказал… Неожиданно на вопрос, который мне не удалось сформулировать, я получила емкий ответ.

К рассказу о фотопортрете старца хочу добавить потрясшее меня повествование.

«Надежда в девичестве носила фамилию Иванова, а когда встретила будущего мужа – он тоже оказался Ивановым. Так что она Иванова дважды.

Жили счастливо, но недолго: трагическая смерть мужа вдруг обнажила другую реальность – рядом существовало зло. Бороться с ним не было сил. Одних людей скорби ведут к отчаянию, для других являются толчком к обретению веры. Так случилось и с Надеждой: обращение к Богу не только утешило, но и наполнило земную жизнь новым смыслом. Читая духовную литературу и посещая святые места, Надежда укреплялась в вере.

Ей посчастливилось не раз бывать у батюшки Николая и стать его духовным чадом. Однажды она стояла в его дворике и глядела, как батюшка мажет людей освященным маслицем. Непроизвольно ушла в свои мысли. “Хорошо, когда есть Господь. А если б Его не было, то даже не знаешь, зачем жить”, – думала Надежда. Вдруг заметила на себе проницательный взгляд старца. “Хорошо, когда есть Господь, – подтвердил вслух ее мысли батюшка Николай и тут же добавил: – А если б Его не было – то незачем жить!”».

Слухи о прозорливости отца Николая Гурьянова с острова Залита давно ходили по России. Вот и ехал, тянулся к старцу народ разный. Кто с горем ехал, кто за духовным наставлением, а кто про свою душу понять что-нибудь. Батюшка утешал, наставлял, подсказывал – все во спасение.

…Собрался однажды отец Николай поздним зимним вечером в сильную пургу куда-то идти.

– Батюшка, в такую стужу. Зачем? – испугались матушки.

– Зовут, – тихо сказал старец. И, несмотря на уговоры женщин, ушел в ночную тьму.

Ветер выл лютым зверем, метель не стихала. Батюшка долго не возвращался. Бежать, искать – куда. Оставалось молиться, уповая на волю Божию.

Вернулся батюшка не один. Мужика замерзшего привел. Тот заблудился в пургу, стал силы терять и даже о смерти думать. Вспомнил он вдруг, как бабы в беде Николая Чудотворца призывают. От страха взмолился угоднику Божию, хотя и считал себя неверующим.

Отец Николай услышал…

Молитвенник за весь мир

Елизавета: Очень часто, когда у батюшки во дворике собиралось много людей, он радовался их приезду и обращался ко всем со словами: «Ведь какое счастье, мои драгоценные, что вы сохранили Истинную Веру! Ведь Бог вот так чувствуется (крепко сжимает одной рукой другую). И если вам кто будет обратное говорить, не верьте. Ведь это мы сейчас в гостях, а потом все пойдем домой. Но только, мои драгоценные, горе будет нам дома, если мы в гостях были, да что-то нехорошее делали».

«Мы сейчас в гостях, а потом все пойдем домой. В гостях хорошо, а дома лучше. Но там, дома, двоякое направление жизни – там вечная радость для праведников и страшный, геенский огонь для грешников. И это не какие-нибудь выдумки, нет, это – Истина».

«Я только хочу Вам сказать, мои драгоценные, берегите растительный и животный мир. Кошку, собаку, вот именно, надо пожалеть. Ведь это, посмотрите, вот как делают (идет по тропинке и, сделав ожесточенное лицо, дергает за ветку). Это же Бог создал, украсил, а ты такую красоту разорил! Это же страшный грех! Ведь посмотрите, как все Бог устроил. Вот кладбище, под покровом леса-то как хорошо!»

Весь батюшкин облик, все его слова и дела дышали такой любовью ко Господу и ко всему его творению, что людям думалось: если такая любовь у батюшки, то какая же она у Господа!

Как-то батюшка шел с людьми по узенькой тропинке, вокруг – трава, и он говорит: «Видите, я палочку несу, мне травку-то жалко», – хотя ноги у батюшки сильно болели.

В другой раз, вспоминая о лагерной жизни (с большим содроганием), говорил: «Бывало, весь день работаешь, работаешь на холоде, а хлеба дают (и показывает: делит одной ладонью другую пополам) за весь день. И все, знаете, хочется с птичками поделиться. Я ведь с шести лет голубей кормлю. Мне мамушка говорила, что они Бога благодарят».

Батюшка никогда не разрешал убивать домашних пауков, даже трогать их паутинку. С детства у меня было страшное отвращение к паукам, но когда я увидела, с какой любовью относится к ним батюшка, как тонко знает их повадки и законы, то поняла, что я их тоже жалею.

Про своих необыкновенных котиков – Таляпку и Липушку, батюшка, ставя их в пример людям, говорил, что они его слушаются, даже и чужих людей любят, как батюшка любил даже чужих по духу людей и врагов.

Батюшка всех любил и жалел. Бывало, идет из храма и благословляет с любовью все вокруг: не только людей, но и травку, и дома. Навстречу грязный, пьяный рыбак – и к батюшке обниматься. А батюшка палочку бросил и искренно, крепко его обнял и наставлял.

Батюшка плакал и молился за весь мир и говорил: «Надо жалеть неверующих людей и всегда молиться: “Господи, избави их от этого вражеского помрачения”».

Как и все великие святые, батюшка все время думал о цели земной жизни – соединении с Господом. Говорил: «Человек рожден для того, чтобы беседовать с Богом».

А когда батюшка произносил слова: «Он раб Божий», – подчеркивая «Божий», его лицо светилось такой теплой радостью! И все понимали сердцем, что это самая великая похвала для человека – служить Богу. О суетности всего остального часто читал стихи:

Все исчезнет в этом мире,

Как трава и цвет в полях,

Нищий в робе, царь в порфире,

Обратятся оба в прах.

«Вы простите, вы простите,

Род и ближний человек,

Меня, грешнаго, помяните.

Отхожу от вас навек».

(или часто: «пока не навек, еще увидимся»)

«Время мчится вперед,

Год за годом идет,

Торопить ничего невозможно.

Время мало у нас,

Береги каждый час

А уклонившимся от пути спасения, читал:

«Душа моя грустью убита,

Я воли Твоей не творю,

И дверь ко спасенью закрыта,

Закрыта дорога к Царю».

Батюшка всегда повторял, что для духовного спасения необходимо несение Креста: «Враг-то, ведь, он Креста боится, как самого страшного огня. Вот почему и против Креста вооружает. Крест надо носить».

Как и все великие подвижники, батюшка имел непрестанную Иисусову молитву и советовал творить ее другим. Многие люди спрашивали, как справиться с одолевающими бесовскими нападениями (уныние, хульные мысли, блуд и т. д.). На это батюшка обычно отвечал, осеняя себя крестом: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго». И советовал не обращать внимания на вражеские мысли: «Это бесу тошно, что вы молитесь, вот он вас и смущает».

Выше поста и молитвы – послушание, и батюшка часто проверял его. Если выполнишь, батюшка, назвав по имени, скажет: «Я вас давно знаю». И очень гневался и огорчался за непослушание, даже прогонял.

Учил батюшка и необходимой для спасения духовной внимательности и трезвению. Однажды повел нас на бережок возле храма. Погода чудесная, солнышко, на озере тишина, лодочки плывут. Батюшка говорит: «Вот и кораблик поплыл, и чайки летают. А все, знаете, с такой мыслью: душу погубить – какую-нибудь рыбку поймать».

Так, наверное, и в духовной жизни – в самое безмятежное время нельзя забывать, что враг ищет погубить душу.

Но батюшка говорил и то, что остров – надежное пристанище для всех, кто искренне хочет спастись; часто повторял: «Посмотрите: и там – вода, и там – вода, и там тоже – вода, а здесь – сухо!» И, любуясь на летний пейзаж, читал детскую загадку:

Когда это бывает?»

Ответ: весной, т. е., если человек приезжает к старцу для покаяния и очищения души, то для души наступает весна – время обновления.

Еще батюшка говорил о том, что Господь любит людей, «любящих правду и труд», и что для спасения необходимо много трудиться, работать над собой, часто напоминал:

Работай без устали

Не думай, что даром

Твой труд пропадет.

Не думай, что дум твоих

Ленивых учил и обличал своим примером. Однажды батюшка показал свои стихи и ноты и вспоминал: «Ах, как я трудился! Как же я трудился!»

Он говорил, что после ареста в лагере его сперва все звали Коля-молоденький.

Батюшка, как и многие другие старцы, говорил о скором повторении гонений на Православие. При этом, он, зная каждый шаг ездящего к нему человека, часто предостерегал неосторожных. Одно время я в институте много говорила одногрупникам про Бога. Летом приехала на остров, прихожу к батюшке, а у него в руках фотография (сорок мучеников, монахи и священники, замученные большевиками), и он говорит: «Большевики-то и сейчас остались, так нужно осторожно».

Много раз батюшка читал свое стихотворение «В тридцатых годах 20 века». И подчеркивал: «Это моя автобиография».

А однажды мы ехали к нему с рабой Божией N. Батюшка прочитал это стихотворение. Она спрашивает: «Что, батюшка, на север погонят?» – Батюшка ответил: «Так и здесь не юг». – Эта р. Б. N. очень хотела иметь духовное рассуждение, и батюшка ей много открывал.

В другой раз говорил про Серафима Саровского, которого очень любил (и многим благословлял молиться именно ему, говоря, что он всегда все исполняет).

Про последнее время людям отвечал, что «нужно готовиться. Молитвы утренние, вечерние читать и другое что, но по силам». Говорил, что «денег будет много, деньги будем есть. Да умрем, и некому будет похоронить, – но при этом с большим спокойствием и покорностью воле Божьей, – так надо молиться, и Господь помилует».

Один раз батюшка долго не выходил к людям, разговаривая с кем-то в домике. Потом вышел с таким до боли скорбным лицом, какого я никогда еще у него не видела. Наверное, лицо его было похоже на лик Господа во время молитвы в Гефсиманском саду. Видно было, что на душе у батюшки великая тяжесть и, может быть, даже борьба. Обычно батюшка, какой бы ни был больной или уставший, выйдет к людям, и по молитве Господь дает ему силу – он сразу преображается, становится веселым и бодрым, а тут уже не мог скрыть своего огорчения. Но потом, принимая людей, вскоре стал таким, как обычно. Я спросила у одной из бывших там келейниц, о чем же говорили в домике, что батюшка такой убитый? Та нехотя ответила, что разговор шел о его смерти.

И еще один раз батюшка, выходя к людям, не мог сдержать слез и даже таких страшных слов: «Мои драгоценные, какие вы счастливые, что вы не священники!» Видно, ему, как и Серафиму Саровскому, было открыто, как строго спросит Господь со священства последнего времени за тот пример, который они подают людям.

Иногда батюшке жаловались, что очень тяжело стало жить, что скоро, как говорят, будет голод. Батюшка отвечал: «Так и слава Богу. Может, хоть немножко к Богу пойдем. А то сытые не очень-то…»

Людям из Прибалтики и других мест, где унижают русских, говорил, что это попускается Господом для смирения нашей гордости и благословлял учить язык народа, среди которого живут. Сам он долго жил в Прибалтике и хорошо знал эстонский и латышский.

Однажды батюшке пожелали прожить, как и Феодосию Кавказскому, до 148 лет. Батюшка шуткой, юродствуя, отвечал: «Так мне 148 лет мало, я собирался аж 150, на целых два года больше».

В другой раз говорил: «Мне хочется еще с вами пожить, чтобы была у вас вера чистая, правая и славная. Мне хочется прожить лет до ста сорока, а потом еще сорок – сто восемьдесят, чтобы и дети, и внуки ваши ко мне приехали».

Батюшка, несмотря на большую образованность, всегда учил простоте, повторяя: «Где просто, там ангелов со сто, а где мудрено, там ни одного. Не мудруй». И смирение у него было необыкновенное.

Еще в 60-е годы однажды ночью батюшке было видение: хор ангелов пел небесную Херувимскую песнь, и батюшка записал ее. В другой раз ангелы пели ему «Архангельский глас». И про это великое чудо батюшка рассказывал так смиренно и просто: «Архангельский глас – это ведь моя музыка. Мамушка, мамушка-то моя: “Что ты, что ты мне спать не даешь!” – А я: “Мамушка, ну если я лягу, я усну, и мотив пропал!” – И утром спел, а она говорит: “Ой, как хорошо”».

Говорил батюшка очень просто, кратко, на вопросы отвечал моментально. Видно было, что говорит он не от себя. Но в этом простом ответе была такая глубина, над ним можно было думать годами и часто в одном слове был ответ на несколько вопросов. А когда речь касалась Самого Господа, его язык становился необыкновенно изящным, высоким и благодатным. «Господь наш Иисус Христос ради нас воплотился и искупил наши грехи, – говорил он однажды на прощанье, – и нам даровано великое таинство покаяния, благодаря которому мы можем наше окаянство что? – потерять, и больше не найти». Батюшкино совершенство выражалось даже в дикции – когда он говорил, было слышно каждую буквочку.

И проповеди батюшка читал необыкновенные, в течение 30 лет по одной и той же небольшой книжке «Проповеди святого Иоанна Златоустого». Речь, действительно, напоминала Иоанна Златоустого, никогда его проповеди не повторялись и даже очки при этом батюшка часто, юродствуя, надевал верх ногами. В проповеди говорилось о чем-то важном для всех, но, в то же время, и для каждого в отдельности.

Батюшка, как преподобный, имел право говорить как бы от лица Господа, и про Господа от своего лица. И часто людям на прощанье напоминал о страданиях Господа, да и его: «До свидания, не забудьте Моего страдания». – Или говорил: «Ты меня помнишь?» – человеку, который временами забывал Божии заповеди.

Как-то на прощанье батюшка вдруг сказал: «Я вот вам сейчас свою фотографию подарю». Выносит шоколадку, на обложке медведь на цирковом шаре во весь рост. «Вот, это моя фотография», – говорит. Потом я долго думала, что же общего между цирковым медведем и батюшкой, и только через много лет до меня дошло, что батюшка говорил не только об обложке. Как эта шоколадка, вся – одна сладость и приятность, так сладок Господь и так батюшка полон духовной радости и сладости Иисуса Сладчайшего и делится ею с людьми. Хотя и про медведя я потом тоже многое поняла.

В другой раз вместе с N. пригласил зайти в его келью. Батюшке принесли покушать. Он попросил меня почитать вслух житие святой Евфросинии Полоцкой. Прочитала страниц десять, смотрю, батюшка внимательно слушает, а перед ним тарелка супа остывает. Я его прошу: «Батюшка, вы кушайте». А он: «Я кушаю, кушаю». Так показал он нам, что нужно думать прежде всего о пище духовной.

Иногда батюшка применял довольно резкие выражения к большим грехам. На мой вопрос: «Можно ли дружить с неверующими людьми?» – батюшка отвечал: «Дружить, дружить, и приводить их к вере». – «Так они и слушать не хотят». – «Вот как, слушать не хотят. А родители-то у них есть? И родители неверующие? Ты им скажи: “Мы ведь здесь только временно живем, а ведь там будем вечно-бесконечно.

К Богу все равно придем, только вот с чем. А после смерти тела наши восстанут и с душой соединятся”». – «Батюшка, они говорят, что главное – в душе верить». – «Да, главное – в туалет не забыть сходить» (для таких людей).

Курящим и пьющим батюшка говорил так: «А я слышал, курцам такое нужно, из уборной. Знаете уборную-то? Почерпнуть, перемешать с водой и пить. Это тем, кто курит и пьет». И еще говорил: «Курение сокращает жизнь, а сокращение жизни – это самоубийство, а самоубийцы Царствия Божия не наследуют». Он даже не пьяницам пить запрещал, говоря: «Ни капли!»

Батюшка – великий чудотворец, и хотя он очень себя скрывал, нельзя было не поражаться, как по его молитве чудесным образом устраивалась вся жизнь в нашей семье: работа, учеба, жилье, личные отношения.

Моя младшая сестренка лежала в реанимации на искусственной вентиляции легких, надежды на то, что она выживет, почти не было.

Я попросила батюшку помолиться, он смиренно сказал: «Ну, может, Бог все управит. Запиши младеницу Анну» (в записочку, чтобы молиться). Вернувшись, я узнала, что с того дня ей сразу стало лучше и ее уже выписали.

Папа спросил батюшку о работе и через несколько недель получил такую должность, о которой можно было только мечтать. И много было других чудес.

Что же касается батюшкиной прозорливости, то ему были открыты все даже мельчайшие мысли человека, он видел, кто и как к нему едет. В этом я убедилась в первую самостоятельную поездку к батюшке (до этого была один раз с мамой, и батюшка больше говорил с ней). Перед выездом мама дала мне большой кочан капусты и сказала: «Увези батюшке». Я очень роптала (ведь можно купить на рынке во Пскове, зачем тащить такую тяжесть), но мама настояла. Пришлось ходить по Пскову с этим кочаном, а ноги были стерты до крови новыми туфлями. Зато когда я приехала к батюшке и после разговора с ним все, утешенные и довольные, стали предлагать ему привезенные продукты, он ничего не брал, и только, глядя на меня и мою капусту, с веселой улыбкой сказал: «Ну, капусточка из дому, так уж возьму! Раз уж из дому».

У батюшки было много тайных подвигов. Как-то он позволил мне пройти в его дальнюю комнатку – не помню, зачем, – и вдруг я увидела, что вся его кроватка усеяна мышиным пометом.

Я с ужасом спросила: «Батюшка, они же Вам спать не дают, как же Вы их терпите?» – Батюшка сказал: «Ничего, они мне колыбельную поют: “Спи, батюшка, спи”».

Терпел батюшка и холод, часто в мороз подолгу разговаривал с людьми, накинув только тулупчик, без шапки и варежек.

Как-то я, по обычной для новичков прелести, расплакалась после исповеди у батюшки (я тогда не знала, что плакать на молитве при людях – признак гордости). Когда мне сказали об этом, я даже возмутилась и пошла выяснять этот вопрос к батюшке. Подхожу к двери, стучу, выходит батюшка, но такое чувство, что он не здесь, а созерцает что-то невидимое. Как-то отрешенно и умиротворенно спрашивает: «Что тебе, деточка?»

«Батюшка, правда, что плакать в Церкви – от прелести?» – «От прелести, от прелести». Потом, как бы очнувшись, наклонился ко мне и доверительно спросил: «Так, а вы что, плачете?» – «Да». – «Так, значит, вместе будем плакать». Тогда я поняла, что батюшка, служа, внутренне плакал за весь мир, хотя внешне этого нельзя было заметить, лишь иногда голос его дрожал, особенно на словах: «Христианской кончины живота нашего, безболезненны, непостыдны, мирны и доброго ответа на Страшнем Судище Христовом просим».

В другой раз передо мной на исповеди стояли два молодых человека. У одного в руках была длинная бумага с исповедью, а другой – просто стоял, понурив голову. Первый исповедовался долго, второй – встал на колени, слышно было, как он от всего сердца громко просил: «Батюшка, что мне делать?»

Потом, после канонов, все с батюшкой вышли на улицу. На озере большой ветер, на крыше храма куски железа грохочут, вот-вот оторвутся. Алтарница матушка Анастасия просит помолиться, чтобы крышу ветром не снесло. А батюшка идет и спрашивает: «Где Евгений? Где Евгений? – Подходит к тому, который писал большую исповедь. – Ты Евгений?» – «Нет, батюшка, я Александр». – «А где Евгений?» – «Я, батюшка», – назвался тот, второй.

«Помолись, чтобы крышу ветром не снесло», – так батюшка утешил и показал, как искреннее покаяние принято Богом.

Однажды я жила на острове несколько дней, не причесываясь. Пришла к батюшке, а он спрашивает: «Где мой гребешок-то? Сейчас по марканам поищу. Я, кажется, сегодня не причесывался». Нашел, причесался при мне. «Дай-ка мне зеркальце». – Я подала ему зеркальце. Батюшка посмотрелся в него и довольно сказал: «Ну вот, теперь хорошо».

Чтобы понимать батюшкин язык, нужно было к каждому его слову приставлять слово «духовно». Например, батюшка почти всем людям благословлял уезжать из Москвы и Санкт-Петербурга, говоря: «Там плохой климат» (духовно тяжелая атмосфера).

Батюшка мог даже ударить, но по-разному и с разным смыслом.

Однажды по дороге на остров я купила в подарок батюшке несколько книг и, приехав, предложила ему их. Особенно батюшке понравилась одна книжка, и он с умилением прочитал название: «О кратковременности здешней жизни, о смерти и вечной жизни».

В другой раз батюшка сильно ударил меня по щеке и сказал: «Видишь, и не упала». В скорости Господь попустил сильное искушение, в котором я устояла благодаря батюшкиным молитвам.

Еще как-то напало на меня какое-то уныние, разленение, стеснение в мыслях. Пришла к батюшке, и, не успев договорить: «Батюшка, я ослабела духовно», – получила удар по лбу со словами: «Не сметь слабеть!»

Все вражеские мысли как рукой сняло, и от этой заботливой отеческой строгости стало очень радостно.

О начале второй Чеченской войны мы узнали за несколько месяцев, находясь на острове. Один из приехавших людей не постеснялся при всех признаться батюшке, что убил человека. Батюшка мягко спросил: «Так ты, наверное, случайно?», – но он без оправдания исповедовал свой грех: «Нет, батюшка, намеренно, из-за женщины. Мне старцы в Печерах сказали, что осенью будет война, меня призовут в солдаты и там убьют, и этим я искуплю свой грех».

Батюшка не отрицал, что будет война, было видно, что он внутренне помолился и сказал: «Нет, не убьют», – дал ему наставление.

Мы еще раз убедились в высоте батюшкиной молитвы: если другие старцы только открыли человеку волю Божию о нем, то батюшка своей молитвой ее изменил, а, может быть, даже и взял этот грех на себя.

Воспоминания, объединенные общим названием «Зри мое смирение», впервые опубликованы в журнале «Новая книга России», № 5–72003. Публикуются отрывки из воспоминаний.

Поделиться ссылкой на выделенное

Нажмите правой клавишей мыши и выберите «Копировать ссылку»