Священники отвечают молитва

Молитвы священника

Отсюда характер молитв священника. Они не о себе и не о частных нуждах (за исключением прошений на «Рцем вси»). Эти молитвы, от которых до слуха молящихся ныне долетают только возгласы, всегда говорят о «нас», а не обо «мне». «Тебе славу воссылаем», – говорит Богу священник, имея в виду то, что не он от себя воссылает прославление, а «мы все, собранные здесь», воссылаем Богу славу, честь, поклонение и благодарение. Таковы все молитвы литургии: они приносятся Богу священником от лица всех и за всех. Все, кроме одной. Это молитва Херувимской песни.

Эта молитва обращена не к Отцу, что обычно для литургии (приходим к Отцу через Христа во Святом Духе), а лично к Христу. И приносится она священником о себе самом, из глубины своей немощи и личного недостоинства. Это – единственная во всем чине литургии по-настоящему тайная молитва, достойная того, чтобы читать ее всегда шепотом, по памяти, про себя. Желательно – и со слезами.

На этом очень коротком тексте при желании можно было бы построить целый курс пастырского богословия. Здесь есть все, что наполняет внутреннюю жизнь внимательного к себе священника. А именно: не могу служить, не имею права, недостоин, но, тем не менее, должен, обязан и потому дерзаю. Не только я, но и никто вообще не может быть достоин, поскольку все связаны плотскими «похотями и сластями», поскольку и небесным чинам предстоять Богу «велико и страшно». Единственное утешение и оправдание наших служб – то, что Он Сам вочеловечился и стал для нас Архиереем, Сам установил чин этой Пренебесной и Бескровной Жертвы. И не только установил Сам чин, но всякий раз Он Сам и приносит Жертву и приносится в Ней, ибо приносит Себя, а не другого. И Сам принимает эту Жертву и нам раздает.

Ощущение Христа присутствующим на наших службах вменяется нам в обязанность, но этого, оказывается, мало. Нам вменяется в обязанность большее. Христос не просто присутствует на наших службах (чего, по правде, мы не ощущаем с желаемым постоянством), но Он Сам эти службы совершает. Мы же прислуживаем Ему, помогаем, если можно так выразиться, как и в Херувимской песне мы исповедуем своем пение как «припевание». Пение собственно принадлежит херувимам и прочим бесплотным духам. Нам же остается «припевание», то есть время от времени соучастие в непрестанном занятии иных умных существ.

Итак, молитва Херувимского пения есть действительно тайная молитва, что выражается, кроме прочего, отсутствием после нее громкого возгласа. Громкий же возглас обозначает изначальную практику чтения молитвы вслух и является, по сути, финальным славословием, теряющим смысл при утаенности предшествующего текста.

Но если бы мы захотели построить курс пастырского богословия на молитвенных текстах Требника и Служебника, то не смогли бы пройти мимо еще по крайней мере двух молитв. Это, во-первых, тайная молитва крещения, имеющая читаться после мирной ектении или во время ее, если крещение совершается с диаконом.

Эта молитва очень похожа по смыслу на молитву Херувимской. По силе слов и чувств она, возможно, даже более проникновенна и более располагает к смирению. Дух этой молитвы говорит нам о том, что крещение есть такое же, если не сказать – большее, священнодействие, как и литургия. И действительно, крещение есть единственное таинство, упомянутое в Символе веры. Оно вводит человека в общение с Богом, делая возможными все будущие высоты озарений и освящений. Совершать его надо с той же внутренней собранностью и трезвением, какие характеризуют все лучшее в нашем отношении к Евхаристии. Обратимся к словам молитвы.

Бог в ней именуется «истязующим сердца и утробы», то есть знающим весь внутренний наш мир, такой двоящийся и колеблющийся, такой ускользающий от детального анализа даже за несколько быстро пролетающих часов. В молитве говорится, что перед Богом «вся нага и обнажена», значит, «обнажена» и вся внутренняя жизнь священника. Одетый благодатью, он все же остается простым человеком, мучимым страстями и отягченным условностями исчезающего бытия. Мысль эта высока, и ее не хватает нам в повседневности. Мы редко исповедуем вслух ту простейшую и важнейшую истину, что Бог знает не только дела наши, но и тайные движения сердца нашего. А ведь именно обнажение тайных наших сердечных движений рождает глубокое смирение и сокрушение. «Да не омерзиши мя, ниже лице Твое отвратиши от мене», – молится священник.

Мы, священники, совершаем таинства не только в силу однажды принятого таинства священства, но также и в силу постоянного напряжения внутренних сил, в силу постоянного умоления Бога не отвращать лица Своего от нас. Там, где нет «напряжения и умоления», там сама благодать скрывает свое действие, оставляя человека один на один с сухой механикой обряда.

Чувство недостоинства и личной слабости рождает подобные молитвы, и подобные молитвы движут Бога постоянно «восполнять оскудевающих и врачевать немощных». Где нет воплей о помощи, но есть лишь уверенность в собственной благодатности, там умаляется сама благодать, там благодать угрожает полным отходом от горделивого молитвенника. Имея дело с подобными текстами, мы имеем дело с выражением веры Церкви и с выражением «психологии священства», того внутреннего портрета пастыря, который мы снаружи опознаем в Златоусте, Василии Великом, Григории Богослове. Который можем изнутри постигать, благодаря подобным молитвам.

Дух церковной молитвы – это не только дух обладания небесным сокровищем, но и дух святого страха оттого, что ты лично этого не достоин, и дух страха эту благодать потерять. В таком внутреннем состоянии нужно совершать все вообще службы.

Вернемся к тайной молитве крещения. Вот некоторые из слов, в ней содержащихся.

«Презри моя прегрешения в час сей».

«Омый мою скверну телесную и скверну душевную».

«Всего мя освяти, да не свободу иным возвещая, сам, яко раб греха, неискусен буду».

«Низпосли мне силу с высоты и укрепи мя к службе таинства великого и пренебесного».

Моя бы воля, я бы рекомендовал эту молитву для заучивания наизусть всем ищущим священства. Она абсолютно тождественна по духу смирения молитве Херувимской песни, но выражения ее более сильные, более пронзительные и с большей силой исповедуют смирение священника, приступающего в очередной раз к «великому и пренебесному» таинству.

Это означает, кроме прочего, что крещение носит литургический, всемирный, всеохватный характер, подобный литургическому «о всех и за вся». У нас очень давно уже нет оглашения, нет никого уходящего из церкви на словах: «Оглашенные, изыдите», – хотя множество случайно заходящих в храм людей по уровню отношения к Христу и Его Церкви ниже всякого катехумена. Масштабность проблем такова, что до конца не ясно, с какой стороны браться за их разрешение. Но если браться со «стороны священника», никогда не ошибешься. И максимально серьезное отношение к таинству, вводящему человека в Церковь, есть лучшая точка опоры для благого переворота не в ту сторону перевернутого мира.

Совершать крещение с той же степенью внутренней собранности, с той же серьезностью и с тем же молитвенным настроем, как и Божественную литургию, есть требование эпохи и требование церковной жизни по существу.

Вторая молитва, которая уподобляется молитве Херувимской, это пятая молитва соборования. Она может быть рассмотрена в контексте первых двух потому, что ярко, неожиданно ярко для такого таинства, как соборование, выражает суть священства. Выучить ее наизусть более проблематично, поскольку мать учения – повторение, а соборование не есть столь часто совершаемое таинство, чтобы многие повторы молитв были возможны. Но все же рано или поздно Требник раскрывает свои глубины взыскующему уму, и сокровища обретаются там, где их не чаяли обрести.

Итак, священник молится, говоря о себе: «Меня, смиренного, грешного и недостойного, во многих грехах сплетенного и страстями сластей валяющегося, Бог призвал во святую и превеличайшую степень священства». Частое повторение слов о своей «грешности и недостойности» способно приносить противоположные плоды. Вместо подлинного смирения эти повторы приносят некое «смиреннословие», рождают псевдосмиренный православный сленг, столь раздражающий там, где нет на поверку никакого особенного смирения и покаяния. Молитва вносит некую новую ноту. Она называет нас «валяющимися в страстях сластей», и это действительно встряхивает душу.

Далее священник исповедует ту истину, что Бог ввел его «во святая святых, во внутренние завесы» (то есть в алтарь), куда «приникнуть святые Ангелы желают». Ангелы действительно со страхом приходят туда, где мы, священники, зачастую привычно и по-домашнему ведем себя, – в святой алтарь. Ангелы любят эти святые места ради того, что там «слышится евангельский голос Господа Бога», там можно зреть «святое возношение», то есть Бескровную Жертву.

В эту молитву нужно вчитываться и вчитываться. Вся она составлена одним порывом глубокого понимания и исповедания сути священства. Священник сподоблен «священнодействовать пренебесные Тайны, приносить Дары и Жертвы о наших грехах и людских неведениях, ходатайствовать о словесных овцах, да многим и неизреченным человеколюбием Господь грехи их очистит». Священник просит Господа услышать его так, как Он слушает его в литургии. Служение литургии ставится в залог того, что Бог будет слушать просьбы пастыря «на всякое время и место; в сей час и в сей святой день».

Таким образом, литургия ставится во главу угла всего пастырского мышления и действования. Все виды предстояния, ходатайства, умоления и упрашивания Бога находят завершение в литургии. Оттуда рождается и смелость священника, именуемая дерзновением. Эта смелость смешана с осознанием внутреннего недостоинства, и это самое обстоятельство придает ей подлинную ценность и истинность. «Не могу, но обязан», «недостоин, но Ты меня удостой», «сделай Ты то, что никто, кроме Тебя, не сделает». Это – сердцевина священнодействий, выраженная в тайных молитвах пастыря. В этом смысле крещение требует такого же молитвенного настроя, что и Евхаристия. А все прочие таинства питаются тем дерзновением, которое священник приобретает, служа службу служб – Божественную литургию.

На этих скупых и поэтичных текстах, ценность которых неизмеримо превосходит ценность многих пространных книг, можно действительно выстраивать курс пастырского богословия. Тем более что тексты эти созданы не для одностороннего умственного изучения ради сдачи зачета, а ради постоянной молитвенной практики и пастырской деятельности.

Подпишитесь на рассылку Православие.Ru

Рассылка выходит два раза в неделю:

• В воскресенье — православный календарь на предстоящую неделю.
• В четверг — лучшие тематические подборки, истории читателей портала, новые книги издательства Сретенского монастыря.
• Специальная рассылка к большим праздникам.

Можно ли молиться за других людей?

Отвечает священник Филипп Парфенов:

А по подобным вопросам будьте готовы, что мнения будут неизбежно разными. Но лично на мой взгляд, такие опасения граничат с суевериями. И вообще это совсем не христианский подход, а какой-то эгоистичный, эгоцентричный: не дай Бог, чтобы мне плохо было, если я вдруг за кого-то помолюсь и приму участие в боли какого-то человека. Вам бы приятно было, если бы в ваших нуждах и скорбях к Вам отнеслись точно так же? Не думаю… Поэтому будьте смелее, увереннее в себе и не слушайте, кто чего скажет, а старайтесь слушать только Бога и Его волю постигать. И тогда по вере вашей и будет Вам!

Публикации

На вопросы читателей отвечает иеромонах Серафим (Калугин), г. Астрахань.

На вопросы читателей отвечает иеромонах Серафим (Калугин), г. Астрахань.

Много раз читала о том, что некоторые люди — молитвенники, подвижники — берут на себя и замаливают грехи других людей. Как это происходит, и могут ли брать на себя грехи ближних люди, не отличающиеся особыми духовными дарованиями? Знаю, что нужно молиться за живых и усопших, но некоторые старцы предупреждали своих духовных чад: «А ты молись не за всех». Наверное, когда молишься за других, а особенно за людей, живущих явно греховной жизнью или умерших во грехе, без покаяния, какую-то часть их грехов тоже принимаешь на себя? Всем ли это по силам? И как правильно понимать слова Святого Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова: «Если кто видит брата своего согрешающего грехом не к смерти, то пусть молится. Есть грех к смерти: не о том говорю, чтобы он молился» (1 Ин.,5, 16).

Великие молитвенники, древние и современные, говорят, что наше призвание — молиться за весь мир, как Христос учил молиться своих апостолов: «да будет воля Твоя как на небе, так и на земле».

«Молитва, по качеству своему, есть общение (со-бытие) и единение человека и Бога. По действию же она есть стояние мира… мост чрез искушения… пресечение браней, дело Ангелов, пища безплотных, будущее радование, конца и предела не имеющее делание, источник добродетелей… проявление мер… Для истинно молящегося молитва есть истязалище, судилище и престол Господень, прежде престола будущего» (преподобный Иоанн Лествичник). И даже он, преподобный Иоанн Лествичник, нашедший такие слова для описания молитвы, указывал, что может говорить не о всякой молитве, но лишь о той, которую постиг на своем опыте, вопрошающим же о более высоких состояниях советовал обращаться к отцам, достигшим совершенства.

Молясь о своих ближних, мы не можем буквально говорить о том, что берем на себя их грехи, мы лишь своим молитвенным участием разделяем с ними, помогаем понести болезни, которые следуют за совершением всякого греховного поступка (Не случайно одной из основных черт учения о спасении Восточной Церкви является осознание греха не как преступления, но как болезни). Понятно, что, исходя из нашего собственного состояния, степени нашего духовного преуспеяния мы можем «молиться не о всех», как советуют духоносные отцы своим чадам.

Преподобный Серафим Саровский выразил эту же мысль в словах, известных сейчас практически всякому Православному Христианину: «стяжи мир душевный, и тысячи спасутся вокруг тебя». Другими словами, помочь ближним мы можем лишь настолько, насколько мы уже помогли себе.

Слова Иоанна Богослова о согрешающих к смерти следует понимать так, что не всякая молитва угодна Богу, но существует предел нашему молитвенному дерзновению. Великий русский богослов XIX века Святитель Филарет, Митрополит Московский так толкует эти слова в одном из своих слов о поминовении усопших: «…Надлежит ожидать, что Писание не только удовлетворительно наставит нас о чем молиться, но и предохранит запрещениями, чтобы нам не молиться о том, о чем молитва была бы не угодна Богу. Или, спросят, — не тщетна ли молитва за умерших во грехе? Ответствую: тщетна — за умерших во грехе смертном, смертью духовною, и в сем состоянии постигнутых смертью телесною, — за тех, которые внутренно отпали от духовного тела Церкви Христовой и от жизни по вере, своим неверием, нераскаянностью, решительным и конечным противлением благодати Божией».

Итак, Апостол утверждает, что если наши прошения соответствуют воле Божией, то они будут исполнены. Если мы нелицемерно любим брата своего и будем молиться о нем, то Господь дарует ему Жизнь вечную. Если же брат не обнаруживает никакого обращения, не приносит раскаяния, то молитва наша не будет услышана, так как не угодна Богу.

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.

Вопрос священнику

Также для удобства предлагаем воспользоваться возможностью выбора интересующего Вас подраздела (при публикации вопроса в графе “Категория” необходимо выбрать интересующий Вас подраздел).

1. Сваты и свахи.

2. Очень правильно.

3. Вред не от молитв, а от врагов спасения и от нас самих (наших неправильных поступков). Молитва друг о друге заповедана Господом и Его апостолами: “молитесь друг за друга, чтобы исцелиться: много может усиленная молитва праведного” (Иак.5:16). Нужно продолжать молиться.

1. Разница есть. Во втором случае нет участия вашего сердца в молитве.

2. Полунощница – это богослужение суточного круга. Вседневная полунощница состоит из 17 кафизмы, Символа веры , песни «Се Жених грядет в полунощи» с другими тропарями, молитвы часов «Иже на всякое время» , Молитвы Ефрема Сирина , псалмов 120-го и 133-го , ” Трисвятого” по ” Отче наш” , заупокойных тропарей с молитвой, отпустом и заключительной ектениёй . Субботняя полунощница имеет то же последование, только вместо 17 кафизмы читается 9 и добавляется еще одна молитва. Есть еще воскресная и пасхальная полунощница. Пасхальная полунощница читается во всех православных храмах пасхальной ночью перед крестным ходом (после нее плащаница из храма заносится в алтарь), а все остальные ее виды сейчас читаются в основном в монастырях.

3. Молиться не бесполезно. В этом в том числе выражается желание человека измениться, исправиться.

4. Если нераскаянный грешник имеет искреннее желание помочь человеку своей молитвой, то хуже тому не будет.

телефон: (48438) 4-37-39

телефон паломнической службы: 8-960-515-54-53

телефоны гостиницы: 8-(903)-817-48-06 и 8-(903)-817-48-08

Публикации

Самые "секретные" молитвы в мире 21.11.2015 12:05

Тайные молитвы — это тексты догматического содержания, которые включают в себя выражения, позволяющие совершить Таинство Евхаристии. Эти молитвословия священник читает вполголоса в алтаре, стоя перед Престолом. В это время молящиеся в храме прихожане слышат церковные песнопения или ектеньи, произносимые дьяконом.

В древности тайные молитвы произносились громко, и их слышала вся Церковь. Существует предание о том, что молитвы священника или епископа на литургии стали произноситься тихо после того, как дети, выучив на слух все тексты, стали играть в совершение таинства Причастия, и на камень, на котором стояли импровизированные сосуды сошел огонь. Но это только благочестивое предание, не более того, ибо одно такое событие, пусть и чудесное, не могло привести все вселенскую Церковь к традиции произнесения некоторых священнических молитв тайным образом. Эти молитвы сами по себе не содержат ничего запретного для мирян, их можно найти в «Служебники», а большинство православного духовенства считает, что мирянин должен хорошо знать содержание тайных молитв, чтобы представлять себе цели и значение божественной литургии. Именно поэтому мы решили, что о «тайных молитвах» стоит поговорить отдельно.

В общем-то тайно, то есть не вслух всего народа, а вполголоса или про себя, священник начинает читать молитвы уже во время всенощного бдения. На великой вечерне батюшка, как написано в «Служебнике», встает «пред святыми дверьми алтаря откровенное главою и глаголет молитвы светильные», всего семь по числу; равным образом – двенадцать молитв на утрене. Кроме этого, он читает особые молитвы на вход с кадилом, во время произнесения диаконом ектений на амвоне. Некоторые из них «Служебник» предписывает уже прочитывать «тайно», но, собственно, «тайными молитвами», а точнее – тайно, таинствосовершительными, следует называть только молитвы, произносимые священником на Литургии.

Но первое, что стоить отметить: тайные молитвы читаются не только на Литургии верных, но и на литургии оглашенных. Они так и называются – тайные молитвы. На русском языке сегодня это звучит не совсем правильно. Например, у одно поэта в стихотворении есть такие слова: «Бог сегодня сочиняет воду». Некоторых православных людей они смущают. Потому что «Бог сочиняет сегодня» – носит для современного слуха легкомысленный оттенок. Мы говорим: «Да, хватит уже сочинять, сочиняй ещё, сочиняй, тоже мне, господин сочинитель», то есть выдумщик, фантазёр, беспечный человек. Но, на самом деле «сочинять» это не всегда говорить легкомысленные вещи, скажем, в молитвах на освящение воды в чине Крещения есть такое выражение: Четырьмя временами круг лета венчал». То есть, Господь «сочинил» четыре стихии и утвердил чин лета, времена года. Сочинил – это от слова со-чин, чин, и означает, что Бог утвердил последовательность, порядок, со-упорядочивание. То есть Господь не только сотворил, но и упорядочил, навел порядок, строй, гармонию и – «вот все хорошо весьма»!

Точно так же и определение – «тайные молитвы». Это не молитвы под грифом «только для богослужебного пользования для священнослужителей», а то, что они необходимы для совершения Таинства Евхаристии – преложения хлеба и вина в Тело и Кровь Христову. Если бы эти молитвы были бы секретными, то «Служебники», в которых напечатаны тайные молитвы не продавались бы свободно в церковных лавках. Замечательно, что любой мирянин может их приобрести или найти цифровую копию книжки в интернете и прочитать «Служебник» от корки до корки. Потому что, если иначе, если относиться к этим молитвам, как к страшно засекреченному от профанов «коду Да Винчи», то мы будет крайне ложно понимать общее церковно-иерархическое устроение Церкви, соотношение, со-служение священства и мирян в едином деле Евхаристии.

Это неправильное понимание разделяет церковное сообщество: миряне отдельно, священство отдельно, епископы отдельно. Каждый, словно сам по себе: епископ – «право правит слово Истины», батюшки – служат и совершают требы, а миряне – стоят и внимают молитвам. А разве Христос нас не соединил Своей Кровью?

Церковь есть Тело Христово. Его создают сообща все христиане, причастные Православной Церкви. Каждый на своей церковной ступени, своими талантами, силами, умениями. Апостол Павел говорит о разнообразии даров, подаваемых Духом Святым: «Дары различны, но Дух один и тот же» (1Кор. 12, 4). Поэтому тайные молитвы дома могут читать и миряне. Они могут их выучить наизусть. Единственное, что им не благословляется – это читать тайные молитвы перед престолом вместо священника, потому что такой харизмы (дара священства) у них нет. У них есть харизма всеобщего «царственного священства» – ибо миряне Нового Завета по апостолу Петру «род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет (1-е Петра 2. 9) – изначально полученная в Таинствах Крещения и Миропомазания. В «Требнике» об этом говорится так: «да примет почесть горнего звания».

Сегодня слово «миряне» тоже приобрело оттенок не совсем правильный. То есть, мирянин – это человек, который как будто и не взят «в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего… из тьмы в чудный Свой свет», а так шел мимо человечек Божий, свечку поставил, а потом вышел на паперть «поговорить за жизнь». На самом деле тот, кто присутствует на литургии, он всегда находится в актуальном со-служении: с епископом, со священством – со Христом.

Большинство молитв, которые читает священник на литургии, глаголются не от первого лица, а от множественного «мы». Местоимение «Я» священник употребляет в молитве только дважды, первый – во время Херувимской песни, потому что во время Великого входа несет чашу один и просит, чтоб Господь простил ему грехи. И второй раз, собственно, перед Причастием, перед личным Причастием.

В литургии всё как в Боге Святой Троице, всё общее – есть моё и всё моё – есть общее. Невозможно в одно мгновение всем утверждать своё молитвенное настроение, необходимо, чтобы была какая-то последовательность. Поэтому в вечности Литургия Божия «длится» так: одно вечно-мгновенное настоящее в полноте Любви всех Лиц Святой Троицы.

У нас же это мгновение необходимо разворачивать во времени, в какую-то временную продолжительность: два часа, полтора часа. Но она должна существовать. Поэтому все остальные тайные молитвы священник читает во множественном числе: он говорит «мы», хотя миряне это не слышат. Возникает вопрос: а почему теперь священник эти тайные молитвы читает про себя?

Исторически многие молитвы, произносимые в древности вслух, стали читаться тайно ради особого благочестия. В православном богослужении периода расцвета Византии все время было движение в сторону большей сакрализации богослужения. На Руси эта традиция продолжилась. В ряду таких благочестивых нововведений, которых не знали христиане древности, – введение завесы, закрывающей алтарь (на Руси пошли еще дальше и построили стену иконостаса); ориентация на монашеское благочестие как на эталонное; отделение на богослужении мужчин от женщин (в Византии они молились в разных местах храма) и прочее. Вот и молитвы священников в VI веке постепенно из разряда произносимых вслух переходят в разряд тайных, сокровенных.

С одной стороны, это позволяет более благоговейно относиться к этим молитвам. Они не на слуху у нас, и даже если мы дерзнем произнести их вслух в повседневной жизни, никогда не отнесемся к ним с легкостью и безответственностью. Такая легкость и безответственность отличает нас, к сожалению, при употреблении Священного Писания, выражениями из которого и цитатами мы пересыпаем повседневную речь.

Но с другой стороны, недоступность молитв для верующих лишает их возможности во время Божественной литургии осознать Таинство, проникнуться трепетом от того, что мы слышим, преисполниться благоговения и благодарности Богу.

В первые века христианства, литургия длилась намного дольше, иногда всю ночь. Во время службы Священное Писание звучало пространно, обширно, иногда прочитывались за один раз Евангелие или целое апостольское послание, такая традиция отчасти в православной Церкви сохранилась Великом постом, когда на утренних службах прочитываются по несколько Евангельских глав, а в первые дни Страстной седмицы все Евангелие от Иоанна полностью до воскресных глав. Сейчас на седмичных службах читают только отрывки из Нового Завета – зачала. Деление Евангелий на зачала произведено преподобным Иоанном Дамаскиным и преподобным Феодором Студитом для удобства богослужебной практики в VIII веке.

В древности после Священного Писания учителя Церкви обширно толковали прочитанное. То, что сегодня называется проповедью – происходит из этого обычая. Основная часть древней службы была взята из Пасхального храмового богослужения Ветхого Завета. Но первая часть литургии, синагогальная, она взята не из Пасхального чина, а именно из синагоги, где так же собирались, пели псалмы, читали Священное Писание, в том числе и Христос с апостолами В общем, синагога в переводе с еврейского языка – это собрание.

Греческое слово «экклесия» тоже переводится, как собрание. Так стали именоваться первые христианские общины, а позднее этим словом стали обозначать и просто церковь, конкретный церковный приход. И уже после того, как было прочитано Священное Писание и произнесено учительское толкование, на амвон перед народом выходил священник и наступало время евхаристической новозаветной молитвы.

Первая молитва была апофатическая, посвященная Тайне и Славе божественной Жизни, вторая – катафатическая, раскрывающая Славу Божества в нашей земной реальности, третья – объединяла в себе оба богословских подхода. В ней возглашалось, что да, Бог Непознаваем, Непостижим, Неизмерим, но Он Сам открыл Себя для мира и сейчас в этом мире Церковь содержит эту непостижимую истину Божию о мире и о спасении человека.

Сегодня эти три первоначальные молитвы первой части литургии короткие, всего несколько предложений. В древности они были существенно пространней, предстоятель имел право возносить их без ограничения времени. Но постепенно век за веком в Церкви нарабатывалась определенная традиция составления этих молитв. Похожим образом закрепилось содержание, собственно, и евхаристической молитвы.

Так постепенно сложился весь канон литургических молитв, но за тысячелетнюю историю Церкви этот канон претерпел значительное изменение. Он стал намного короче, так что от какого-либо внушительного молитвенного текста сегодня осталось только несколько предложений. Тайные молитвы постигла подобная же участь. Почему же это произошло? Есть несколько причин. Первая, основная причина – это оскудение в народе благочестия, оскудение внимания к «слышанию Слова Божия» – под народом, следует понимать не только мирян, но и церковнослужителей и священнослужителей – не все были способны к великим подвигам, например, уйти в пустыню на Синайскую гору; не все могли выдерживать высокое многочасовое литургическое напряжение духа.

И это время сокращения литургии как раз приходится на четвёртый век, когда произошла легализация христианства в 313 году при Константине Великом. Обширных гонений больше не стало, сам император и многие высшие чиновники приняли «печать веры»; по всей империи граждане начали массово креститься. Церковь наполнилась тысячами людей, не знавших тягот гонений, ссылок, ночных собраний, тюрем, казней, пыток, судилищ и страданий за веру. И эти новопришедшие люди не выдерживали духовного напряжения, которое переживали христиане на литургии во время трехвековых страданий за Истину. Тогда – выдерживали, а потом – не смогли. Ибо всякой силе и знанию свое время.

Здесь необходимо сразу же предупредить, что если кто-то видит в том, что литургия стала намного короче какой-то негативный момент, некое оскудение благодати в Церкви, тот он не прав. Не прав по самому большому счёту. Он заблуждается, потому что думает, что в Церкви место только титанам и героям духа, таким как Антоний Великий или Серафим Саровский. Так считать, это все равно как решить, что в русской литературе место только Пушкиным, Толстым и Достоевским – гениям слова. А таким писателям как, например, Жуковский, Батюшков, Одоевский, Апухтин, Григорьев, Полонский или Гаршин – им нет, даже закутка в литературе русского дома. Надо их вычеркнуть. И забыть навсегда. Вот это очень неправильная точка зрения.

Расскажем для примера. Однажды один молодой семинарист пришёл в храм, священник его спросил: «Ну, что, когда ты окончишь семинарию, ты собираешься жениться, священствовать?» «Нет, – говорит, – я не хочу священником быть, у меня огромное разочарование». Священник ответил: «Слава Богу!» Семинарист его не понял, почему «Слава Богу?» Батюшка пояснил: «Да потому что ты человеком становишься, видеть начинаешь жизнь, а то ведь всё смотрел такими телячьими глазами на людей-то, на батюшек. А теперь ты кое-что различаешь в жизни, теперь будет у тебя постепенно чернуха с глаз спадать, и начнёшь ты в этой черноте и светлые пятна различать. Увидишь, что люди, которые служат, они, несмотря на житейские тяготы, на эти внутренние скорби, от которых бывает, что сердце охолонет таким жестоким морозом, что только держись! – так вот, несмотря на все это, они, разочаровавшие тебя попы, всё-таки тянут, служат, исповедают, крестят, проповедуют, венчают, несмотря ни на что! А посему, дорогой, ты должен Бога благодарить, что с тобой случилось это самое законное, благое разочарование».

Дело не в священниках, дело-то как раз в нас самих: когда знаешь уже на своем опыте земную человеческую скудость, постигаешь людскую чёрствость, когда всё это знаешь и всё прощаешь, вот тогда в душе, действительно, многое переворачивается, перерождается в подлинное, действительное понимание глубины и таинственности человеческой природы и личности, непостижимости святости.

Есть удивительная книга о войне Виктора Астафьева «Прокляты и убиты». Не всякая душа сможет оделеть такую книгу. Потому что если говорят – книги кровью пишут, то эта книга написана до последней капли крови. Астафьев после этого не очень долго и жил. Чтобы написать такую книгу, надо сердце своё раскатать, как блин, завернуть в него все эти страшные и геройские воспоминания о войне и сунуть обратно в горячую печь души. Только так выпекается настоящая литература. В своем романе Астафьев пишет о героях, об этих восемнадцатилетних мальчишках, которые были призваны на военную службу из городов, сел и деревень, пишет в «какой неслыханной простоте» они совершали нечеловеческие подвиги! Вот сидит юный солдатик, оборванный, голодный, ругается на сытых фрицев, махорку курит, а потом встаёт, бросается и закрывает грудью дзот.

Так вот, возвращаясь к тому, что литургия стала намного короче, чем в первые века, нам, сегодняшним христианам, нужно не печаловаться об этом и не радоваться, а воспринять – как милосердный промысел Божий о всяком человеке. Промысел Божий так устроил литургию в современном виде, что она стала соразмерна для всякого человека, грядущего в мир, для всякой живущей человеческой души: равно для великого духа и для малого, немощного. Но даже и в нынешнем усредненном чине литургия открывается для святых непостижимым и страшным образом.

Преподобный Пафнутий Боровской, ученик святого Сергия Радонежского, как смиренный схимонах, сам никогда не совершал литургии в обители что устроил своими трудами. И только один раз пред своей кончиной, в день Пасхи, когда братия не нашла и за большие деньги священника, совершил литургию, а после сказал: «Ныне едва душа моя осталась во мне. Даже, если и большая нужда будет – не просите больше!» Огненный свой дух, полноту божественного дара, наша историческая литургия сохранила без какого-либо ущерба, пронесла его через века в полноте и чистоте.

Мудрость, Милость и Любовь Божия проявляется не только в том, что Господь даёт нам этот дар с Небес, но и в том, что Он отдает этот дар в простой, незамысловатой, внешне не чудотворной и не «громокипящей» форме, которую всякий человек способен услышать, воспринять, отозваться и разделить с другими. Даже дети малые, старушки немощные, словом – все христиане. А представьте себе, если бы сегодня литургия была такая же как в древности – на всю ночь! Многие, скорей всего, постояли бы, помялись в храме, посмотрели бы и решили, знаете, как в цирке, где гимнасты под куполом летают – ну, это не для нас, нам тут нечего делать, мы так не сможем, пошли отсюда. А сейчас в Церкви наоборот всё получается: придёт человек с улицы, всё ему в храме кажется, так простенько, чистенько, примитивно, для бабушек, для детушек – всё ясно, всё понятно. И человек не уходит. Напротив, он почему-то остается и уже потом с годами начинает постигать за внешней простотой обряда первозданную глубину и радость православной веры.

Литургия для всех, не только для Сократов, Платонов, не только для Пушкиных, не только для Антониев Великих и Трифонов Вятских, но и для ветерана войны дяди Вани, и для повара тети Глаши, и для бабушки полуглухой Надежды, и для подслеповатого деда Емельяна, и для временно «виртуализированного» тинэйджера Сережи, и для раскрашенной как на выставку фарфоровой посуды – девушки Светы из соседнего дома, и для инвалида-афганца Анатолия; Евхаристия для «всех и за вся», а не только для великих богатырей духа и мысли.

Поэтому, несмотря на внешнюю простоту обиходной службы, в православной литургии сокрыта, свернута, если так можно сказать, божественная пружина великого смысла. Такая мощная пружина, что если она разворачивается в пространстве мира, то она всех соединяет, всех собирает «со всех концов вселенной» ко Христу. У ней никогда не кончится завод. Она вечная. И эту таинственную мысленную пружину каждый в меру своего дарования может почувствовать и воспринять. Поэтому тайные молитвы и убавление времени служения литургии стало совершаться таким образом не потому, что Бог дал духовную фору для слабых, малоодаренных и ленивых, а потому, что Он избрал всеобщий человеческий путь для всех, по которому идут и слабые, и сильные.

Церковь согласилась с внешне облегченным устроением литургии, чтобы весь народ Божий принимал в ней участие. Чтобы литургия была литургией. Ведь слово «литургия» с греческого переводится как общее дело. Поэтому тайные молитвы сегодня читаются не секретно, а тихо. Священники их читает в алтаре перед престолом, иногда про себя, а иногда громко вслух, так, что тайные молитвы слышат все прихожане. Но это делают чаще всего опытные пастыри такие, например, как протоиерей Владислав Свешников или протоиерей Алексей Гостев, что служит на Николиной горе. Как это происходит? Сначала хор поёт песнопение, потом священник читает молитву. Литургия удлиняется по времени на 15-20 минут. Это немного, но дело в том, что решение, как читать тайные молитвы вслух или про себя, не может решаться отдельным священником. Решение Церковь может принять только соборно. Скорей всего возврата к прежней громогласной традиции среди батюшек уже не будет. Большинство продолжит читать про себя, но кое-где в храме, где приход дружный, небольшой, сельский или районный, или, наоборот, известный, благоустроенные многими поколениями прихожан, где прихожане духовно опытные и позволить введение древней практики будет несложно, то можно взять благословение у благочинного, у правящего архиерея и в простоте сердца читать тайные молитвы вслух, не считая, что ты делаешь что-то особенное в этой жизни, что какой-то великий духовный подвиг несешь.

С днём тезоименитства!

Поздравляем отца протоиерея Николая с днём его небесного покровителя!

Молодёжь храма

Новый этап в жизни молодёжного движения церкви Иоанна Предтечи

Написана новая икона!

В нашей иконописной мастерской, для Царево-Константиновской Знаменской церкви г. Кирова написана икона Вмч. Варвары